Маленький Жоэль подрастал как раз в период изоляции и пренебрежения. Со временем он превратился в юношу, куда более рослого и сильного, чем другие парни его возраста. Приходский священник из Локмариа, добрый отец Керавель, простил согрешившую мать, видя, как щедро она раздает милостыню и с какой любовью оберегает своего сына. Он согласился обучать мальчика читать, писать и считать, а также азам грамматики и латыни — впрочем, теперь высшая знать уже не стремилась подражать поэтам и литераторам, которым покровительствовал Фуке. Зато юный сын Портоса умел скакать на диком неоседланном пони, чем завоевал славу подлинного кентавра, догонять зайца и лазать за птичьими яйцами на самые высокие деревья, а также стрелять из мушкета не хуже старого Плуэ, славившегося тем, что попадал в девятнадцать вальдшнепов из двадцати.

Поспешим сказать, что пожилой моряк не стал подражать добродетельным локмарианцам и не отвернулся от заблудшей крестницы. В вопросах любви старые солдаты обычно отличаются свободомыслием. В его присутствии никто не осмеливался дурно отозваться о хорошенькой фермерше.

Плуэ был не только отважным моряком и удачливым рыболовом, но и лучшим фехтовальщиком в своем полку. Он так ловко орудовал абордажной саблей, что едва ли кто-нибудь из островитян рискнул бы встретиться с ним с оружием в руках.

Влюбленный в искусство фехтования, без которого ни один дворянин в ту эпоху не мог считаться безупречным, Плуэ вложил маленькую шпагу в пухлую ручку Жоэля, когда тому было всего шесть лет.

С тех пор не проходило и дня без того, чтобы мальчик час или два не посвятил занятиям со своим наставником в упражнении со шпагой. В процессе этих развлечений шпажонку, едва длиннее вязальной спицы, сменило оружие размером с вертел и наконец длинная рапира, когда рука Жоэля обрела твердость, взгляд стал уверенным и пронизывающим, и юноша привык проводить многие часы в позициях, которым обучали в фехтовальных школах.

Помимо упомянутых преимуществ, наш герой в свои шестнадцать лет обладал ростом почти в шесть футов в одних чулках, причем явно не собирался останавливаться на этом, кулаком, который мог вдребезги разбить булыжник, желудком, способным его переварить, и неистощимым запасом добродушия.

Мать обожала своего юного Геркулеса и он платил ей такой же нежной любовью.

Жоэлю, казалось, было нечего желать. Он располагал нарядной одеждой из тонкого сукна, отборными гончими, охотничьим ружьем, изготовленным лучшим оружейником Нанта, и достаточным для щедрой раздачи милостыни количеством карманных денег. Возвращаясь с охоты, он всегда находил дома сытный ужин и постель с мягкой периной, обеспечивающую ему двенадцать часов крепкого сна.

Но важное событие положило конец этому счастью.

Однажды компания парней, выходивших из винной лавки, набросилась на нищего, которому Жоэль часто подавал милостыню и который иногда помогал юноше во время его охотничьих экспедиций. Не заметив, что сын Портоса стоит рядом и слышит их, они забросали беднягу камнями и упреками в том, что он не мог найти себе лучшего занятия, чем состоять на побегушках у мальчишки, даже не знающего, кто его отец.

Главарем у этих хулиганов был юнец, претендовавший на благородное происхождение, так как его отец служил крупным чиновником под началом Фуке. Когда оскорбленный Жоэль шагнул вперед, одним своим появлением разогнав крикунов, вожак остался на месте, но дать удовлетворение решительно отказался.

— Не могу драться с человеком, стоящим ниже меня по положению, — заявил он. — Я — дворянин! Если ты по своему рождению имеешь право носить шпагу, докажи это, и я встречусь с тобой на берегу у Гробницы гиганта.

Толпа поддержала это изобретательное уклонение от поединка, поскольку никто не верил в туманную историю романа Корантины, распространяемую Плуэ, когда тот был навеселе.

В отчаянии Жоэль умчался куда глаза глядят, и горе тому, кто в этот момент попался бы ему на пути.

Так, не помня себя, он забрел в пустынное место, выбранное будущим противником для дуэли, которая, как впрочем тот был убежден, вряд ли состоится.

Гробница гиганта представляла собой поросший мхом и сорной травой курган, о котором суеверные бретонцы сплели целую гирлянду легенд. В действительности же здесь был замурован Портос, защищавший своего друга Арамиса, давая ему время спастись в лодке, которую Плуэ и его экипаж собирались спустить на воду и отплыть в море, избегнув королевского флота, блокировавшего Бель-Иль. Но этот секрет надежно охранялся мертвыми солдатами, убитыми Арамисом и Портосом и рыбаками, переправившими бежавшего епископа ваннского на фрегат, который доставил его в Испанию. Плуэ только посмеивался, слыша, как какой-нибудь сельский житель отказывается идти берегом моря мимо места, где некогда находилась пещера Локмариа.

Корантина тоже обнаружила грот, но она обещала крестному хранить тайну и держала слово. Поэтому, фантазия бретонцев связывала причины обвала, похоронившего в пещере друга епископа ваннского и его преследователей, со старыми временами. Они изобрели некоего гиганта, который пал в битве со священниками, устроившими в пещере свой храм. Несколько веков спустя враги доброго епископа якобы вторглись в святилище, и призрак гиганта, разгневанного осквернением его могилы, обрушил скалы на людей короля.

Когда взволнованный юноша добрался до кургана, солнце ярко сияло. Чайки с криками летали над головой Жоэля, печально сидевшего среди меланхолических лиственниц, которые изгибались, подобно мертвым змеям, среди камней, еще хранивших черные и голубоватые следы взрыва. В одних местах буйно росла трава, в других лишь вился ползучий сорняк с алыми, точно брызги крови, цветами.

Место, где сидел Жоэль напоминало могильный холм, воздвигнутый древними там, где несколько храбрецов уничтожили врага. И в самом деле, Арамис и Портос с незначительной помощью Плуэ и его экипажа из двух человек, истребили тогда свыше сотни противников.

Все вокруг дышало покоем, но воинственный огонь еще пылал в груди юноши, разжигая гнев. Его единственным желанием было убить каждого из насмешников, оскорбивших мать и память отца. Он был готов атаковать хоть сотню клеветников и уничтожить их всех до единого. Отец, которого Жоэль никогда не видел, но о ком постоянно думал, хотя и редко говорил, — кто был он? С благоговением юноша воззвал к своему родителю, являвшемуся ему лишь во сне. Внезапно ему показалось, что он видит одну из тех похожих на человека фигур, какие часто образуют морские туманы. То была фигура воина-победителя и Жоэлю почудилось, словно его большие глаза устремили на него взгляд, полный печали и гордости. Величественным жестом незнакомец извлек висевшую на роскошной перевязи шпагу и положил ее на камень. Затем, кивнув на прощание, он растворился в тумане, начинавшем окутывать гробницу.

Разорвав невидимые путы, удерживавшие его во время этого видения, Жоэль вскочил на ноги с душераздирающим криком: — О, подожди, отец! — Но когда он подбежал к камню, на гранитной поверхности не оказалось никакого оружия — только сухая ветка, которую его воображение превратило в шпагу.

И все же Жоэль не мог отвести взгляд от места, где скрылся призрак. Никогда еще видение не было столь реальным — юноша не сомневался, что на всю жизнь запомнил все детали: шляпу с плюмажем, в котором отдельные перья были срезаны пулями, сверкающую перевязь, просторные, шитые золотом и кружевом панталоны, скрывающиеся в широких раструбах ботфортов. Но ответом на его призыв был только крик чаек. Неохотно повернувшись, Жоэль внезапно вскрикнул от резкой боли в пятке. Что-то красноватое ярко блестело на солнце — наклонившись, юноша увидел, что это кусок металла. Взяв ветку он выкопал таинственный предмет — им оказалась шпага. Судя по ее длине, весу и размерам рукоятки, она, должно быть, принадлежала гиганту, чьи остатки покоились здесь, согласно легенде.

— Это дар моего отца! — воскликнул Жоэль, благоговейно целуя оружие, хотя ржавчина испачкала его губы. — Я принимаю его и клянусь использовать только в случаях, которые одобрил бы мой родитель, и не вкладывать в ножны до тех пор, покуда не отомщу за нанесенное мне оскорбление!